Страницы Александра Кирияцкого

Démocratie    1er troubadour   Mon livre   De celui   En français   Traductions   4 catégories   на русском

НЕ ГЛАВHOE - EXIT

На небосводе не исчерпана

Россия сильная, весна,
Твоя свобода не вина,
За олигархами у дна
Зря настрадалась ты сполна:
В водовороте...

Уже в былом те времена,
Когда у лжи цель не видна,
За то, что больше не бедн?,
Без летаргического сна
Русь не в почёте.

У мировых господ одна
Порука, мощь невыгодна:
За непокорность, кровь, война,
А поводов, мол, до хрена
На эшафоте.

Ну, «Говорите громче» на
Любые темы, чтоб страна
Восставшая оскорблена
Была за злато у говна
К словесной рвоте.

 «Stabat mater dolorosa»
  Jacopone da Todi

Разум лопнул от натуги,
Пала ниц душа в испуге,
Беженцы – одни ворюги,
    Судьи взятки, хвать.

Пьянь, бандиты, наркоманы,
Воры, кланы, их тираны
Ставят на других капканы,
    Матом кроют мать.

Точки сходок зол - в Европе,
Как в продажной, хитрой жопе,
Черви липкие в утробе
    Вышли рать на рать.

Русь воспела зло богами,
Гады нас, славян - врагами,
Русских топчут сапогами:
    Быстро, мусор взять.

Моет стариков в маразме
Наш профессор, в нервной спазме
Жизнь, под признанным в оргазме,
    Ссытся на кровать.

Беженцы – лишь те чеченцы,
Что жгли Русь и извращенцы,
Остальные отщепенцы
    Могут рядом спать

С колющими морфий в ноги,
Чтобы знали, как убоги
Устремлённые в дороге
    К мафий всех суду

Прав, иллюзий человека,
Перед ним стоит калека
На коленях, символ века:
    «Скоро упаду!» -

Суд, стрелявшего в фашиста,
В тюрьмах бить, как экстремиста,
Повелел, дорога чиста,
    Правда на виду.

Шепчет синими губами,
Старец слепнет со слезами,
В дурку пал вперёд ногами,
    Луч искал в бреду.

Всем рабам мечта знакома,
Кроме страшного облома,
Ничего нет, только кома,
    Свет лишь не в аду.

Помнит он тропинку к чуду:
«Я был вечно, есть и буду!
Тьма коль видится повсюду,
    К Богу мир веду»

«Stabat mater dolorosa,
Juxta crucem lacrimosa»
Vita brevis est, curiosa,
    Freti frigidu.

«Рядом матерь,божьи розы,
У креста прощают слёзы»
Холод - жизнь, чьи, миг, курьёзы
    Хоть не на беду.

Stábat máter dólorósa

Jacopóne da Tódi

Le statut de "réfugié"
Présuppose nos étrangers
Qui coupent leurs chrétiens âgés
         Dans les guerres civiles.

Nos esclaves européens
S'abaissèrent aux gales de chiens,
Ils grattèrent la peau, pour rien,
         Par cette vie tranquille.

L'on enchantera chaque mot
Des persécutés "normaux"
Qu'ils soient forts par quels trumeaux
         Des beautés habiles!

Qui n'était jamais malade,
Lave vos culs pour tous ses grades,
Il n'est pas le camarade
         Des stupides de Nil.

Seules ces bêtes reçoivent l'argent,
Comme vos supérieurs des gens,
Elles obtiennent l'or, en bougeant
         Par leurs pipes si viles.

Camp de nos concentrations,
Tu as, pour une expression
De la civilisation,
         Ton futur péril.

La raison s'est déchirée.
À genoux, l'âme perd son gré.
De l'asile, elle apparait
         Comme un bon AcheteuR

De NombreuX JugeS qui t'ont dit
Que les cieux soient interdits,
Que vivent leurs drogués bandits
         Comme leur Grand Voleur!

Car l'Europe est leur rencontre
Comme le cul qui nous démontre
Que ces vers seront gluants contre
         L'ombre du bonheur.

La Russie les intitule
Ses Dieux, mais ceux-ci la brûlent
L'ordre bat, comme les crapules,
         L'infinie douleur.

Les vieux sont dans le marasme,
L'on les lave par l'enthousiasme
Des savants russes, car l'orgasme
         Pisse sur leurs MeilleurS.

Reconnus sont les tchétchènes
Qui voient, en Russie, l?arène
Des batailles, où nous amènent
         Aux antiques vendeurs

Des esclaves. Les autres peuvent
Endormir parmi les fleuves
Dans la rue pour les épreuves
         De vos Droits de l'Homme,

Où se cache la Cour énorme.
Sa réponse a telle forme:
Attendez-moi sous vos ormes,
         Tous conduisent à Rome.

Votre illusion vient vide.
Sous celle, soufre l'invalide.
Par le front, il a quelles rides:
          "L'âme n'est pas en gomme!"

Qui tuait tous ses fascistes,
Est, par cette Cour, dans la liste
Des tirants, comme l'extrémiste,
         En enfer, nous sommes,

Murmurez par ses bleues lèvres:
"Ce vieux perd la vue, en fièvre
Pleure, en fou malade énerve,
         Il cherchait sa pomme."

Qui passait cette vie très pure,
N'est pas liée à la piqûre
Des drogués, car sa blessure
         A plusieurs diplômes.

Mais vous plaisent seuls les mensonges,
Car, par eux, vos pouvoirs prolongent
À manipuler nos Songes,
         L'Être à genoux.

Leurs robots règnent sur la France,
Car séparent, sans différence,
L'eau de leur Reconnaissance
         Et la Mort pour nous.

L'Univers n'a rien et grève
Mais sa déception est brève,
Tous les êtres ont leur rêve,
         La lumière des trous.

Dans l'obscurité sans chance,
Ce feu a la voix d'enfance,
Lorsque l'autre vie commence,
         Dieu se trouve partout:

"Stábat máter dólorósa
Júxta crúcem lácrimósa"
Víta brévis ést, curiósa,
         Práti frigidú

Mère, tu as la douloureuse
Larme, ta croix amoureuse,
Donne la vie brève et curieuse
         Le vent froid est doux.

(Des fragments cosmologiques) Consydérant aussi la sentance du vray Sauveur, Nolite sanctum dare canibus, nec mittatis margaritas ante porcos ne conculcent pedibus et conversi dirumpant vos, qui a esté cause de faire retirer ma langue au populaire & la plume au papier: puis me suis voulu estendre déclarant pour le commun advùnement par obstruses & perplexes sentences les causes futures,...

(Из космологических фрагментов) Рассматривая также толкование подлинного спасителя: "Не отдавайте собакам то, что сокровенно, и не бросайте жемчужины свиньям, чтобы они не швырнули их к ногам и не обратились мгновенно против вас". Вот, по этой причине, я придержал свой язык перед народом и перо перед бумагой и попытался выстроить в ряд события по закодированному смыслу ближайшими следствиями.

(Мишель Нострадамус, из письма Цезарю Нострадпмусу, его сыну)

Господину Капитану

Сергею Александровичу Шумилову

Галич ныне во Франции б шёл на ножи,
Беженец, в сто пятнадцать звони, как бомжи,
О башку, где ломают тарелку. Держи,
От французов обкуренных... Жри и дрожи,
        Здесь цветком – раньше Кá-рагандá...
Сумку крепко скрути под рукой. Грабежи...
        Сон без ног, подъём в шесть, мы всегда,
        Как стрижи.

А бандиты воруют и лгут, перестань
Чуять боль, кайф наркотиком ловят на дрянь,
Диких дух жаждет бить всех других, смех, отстань,
Находи повод явью, страдала чтоб срань,
        Тут убежища просит старик...
В прошлом он вёл корабль за грань
        Горизонта, за что путь велик,
        Спи, как в дань,

В комнате со зверьём, где в умах-облаках
Грех, не груди храпят, в них гнёт раж, злостный прах,
Он несёт людям всех вóзрастов гнев на страх,
Из живых бесов прячет один груз в глазах,
        Капитану угроза, он – враг...
В Страсбурге, человек, мýдра честь на ногах,
        Не опустится он до собак
        Сном в рабах.

Сам с собой бормотал и вопил всю ночь хмель,
Есть, порой, идиоты, что ссутся в постель,
Утром жрачку несут, к смеху дрогнула ель,
В семь утра из стен серых – вон, грусть. Под копель
        Чтоб нигде не сидел пожилой...
Весь день плата за жизнь ту, Европе в кошель,
        Возвращайся в ночлежку, больной,
        К ночи в сель.

Капитан, знай, не беженец, статус другой,
Он ведёт к наркоманам, давившим покой,
Поздно простит о помощи старец седой,
Двадцать лет бы назад судно взял с ним прибой
        У Нью-Йорка, раскрыл бы врата,
Покупал бы убежище во-время. В бой,
        В океан с гарпуном на кита,
        Не с сумой.

(Des fragments cosmologiques) Consydérant aussi la sentance du vray Sauveur, Nolite sanctum dare canibus, nec mittatis margaritas ante porcos ne conculcent pedibus et conversi dirumpant vos, qui a esté cause de faire retirer ma langue au populaire & la plume au papier: puis me suis voulu estendre déclarant pour le commun advùnement par obstruses & perplexes sentences les causes futures,...

(Des fragments cosmologiques) En considérant aussi la sentence du vrai sauveur: "Ne donnez pas aux chiens ce qui est sacré et ne jetez pas les perles aux porcs, de certaine peur qu'ils ne les foulent aux pieds et se retournent ensuite contre vous". C'est la raison pour laquelle, j'ai retiré mon langage de devant le populaire, et la plume du papier, car j'ai essayé d’étendre ma déclaration au problème de l'évènement du commun, par des phrases cachées et énigmatiques à la thématique des raisons à arriver, même les consciences plus proches,...

(Michel Nostradamus, de sa lettre à César Nostrastradamus son fils)

Pour M. le Capitaine

Sergueï Alexandrovitch Choumilov

Aujourd'hui et en France, Galitch est la bête,
Téléphone au cent quinze, l'on bat mes poètes.
Réfugié, par ton front, un drogué rompt l'assiette,
Mange comme ces français sans raison et sans tête
        Ma Russie se rappelle dans mon cœur
Tienne ton sac sous la main, ce destin nous rejette,
        Dors sans pied! Réveilles-toi à six heures
        Hors belle fête!

Vos bandits volent, nous mentent: ils cessent de sentir
Leur douleur pour quelle drogue! Car obtiennent le plaisir.
L'âme sauvage voudrait tuer quelqu'un autre pour rire,
Trouve la cause claire afin d'obliger, à souffrir,
        Un vieillard, requérant de l'asile
Au passé, celui-ci dirigeait son navire
        Commercial, voyageait vers les îles
        Pour dormir

Dans une salle avec ses animaux, dans les nuages,
Qui ne sont plus les hommes, car ils n'ont que la rage,
Portent l'ère des souffrances dures à tous nos âges.
L'un de ses diables vifs te dévoile son visage.
        Il menace notre vieux capitaine
À Strasbourg, l'Homme ne perd pas l'honneur et ses sages,
        Où il ne s'abaisse pas jusqu'aux chiens,
        En dommage.

Toute la nuit avec soi, les ivrognes parlent. Crient,
Et, parfois, ces stupides pissent dans leurs literies.
Au matin, l'on donne la nourriture, l'ordre rit.
À sept heures, l'homme quitte ce bâtiment triste, gris...
        Le malade très âgé est à pieds
Tout le jour. Pour cette vie en Europe, c'est son prix.
        Dans douze heures, il revient au foyer
        De souris.

L'on dit qu'il n'est pas le réfugié. Ce statut
Conduit ce capitaine aux drogués qui nous tuent.
Dont il prie l'aide trop tard, le vieillard a perdu
Son printemps, car, il y a vingt ans, il avait dû
        Embarquer son bateau à New-York
Et l'asile politique pouvait être vendu.
        À l'océan, il rattrape l'os de l'orque
        Dépendu.

От лица Лизы
в отраженьи
  Двойного Бекара

 

Кармой я - Энарекаци,
В духе посланных мне граций,
С королевством интонаций
    Песню сочиню.

Бьют моей гитары струны
В нотах волнами о дюны,
Ей смешны рабы фортуны,
    Как дрова огню.

Пел межзвёздный конь бесценный,
У туманности Вселенной:
Дар Двойной Бекар бессменный
    К моему нёс дню.

С первой он звездой в закатах,
Словно рыцарь в древних латах,
В царских ожидал палатах;
    Иерусалим

Он дарил и мне за верность,
Злато-каменную древность,
На холмах, чья повседневность,
    Окрылёна им.

В среднеазиатском граде
Рождена я, вот, награде
Удостоена в распаде
    Царства, мы летим

С тётей, отчимом и братом
В город спора с шариатом,
У Творца, в Христе распятом,
    Где еврейский храм,

Я спасителю служила,
И душа моя, как сила
Тела бренного, могила
    Многим здесь дарам.

Век Двойному шлю Бекару
Песни пламенные в пару,
С ним приму любую кару
    Да забвенья срам.

Х   Х   Х

     По другому пишу,
               Я дышу,
       Уподобленно вшу
       По грошу.
Но, пока я стихом с алой зорькой,
     Вне судьбы слог вяжу
Под космической кармой горькой.

     Я строфою пашу
       Рок-межу:

Лишь избранникам лавры за песни,
Ты за них всех простых трави?
Сомневаться не надо в чести,
Не дождёшься желанной вести,
Без судьбы ты у слoга - тресни,
Нет фортуны паров в крови.

Вот под парусом рядышком лодки,
Сладки губки певицы в кудрях,
С ней фортунa... без счастья решётки,
Пересыльным забытые шмотки,
За стремленья на стýпнях колодки
Да конвойные в поводырях.

Отражай только тех, кто желанны,
Насекомым, швыряющим нас
В передряги, где все мы - бараны,
Взмыть вождям, а другим пасть в капканы,
Ржут над нами из звёзд тараканы,
Власть гипноза впадает в экстаз.

Горстке из толстосумов излишки -
Свет квазáров - игра чёрных дыр,
Чтоб по клеточкам шли строго фишки,
Подчиняя пришельцам умишки,
Наши судьбы, где жизни, как книжки,
Бесхребетными сдавленный мир.

 

Как иголка, колка без толка,
  не ермолка, холка волка

 

    Ветер сейчас,
             Крах для нас,
Рыщет охотничий глаз,
В пулях он смерть нам припас
    Жаждой немыслимОй.

    Гор красота,
             Нечиста,
Людям страшна высота,
Изгнана жуть. Неспроста,
    Ум их и мысли мой.

    След на снегу,
             Волк, бегу,
Псы чуют запах, врагу
Ясно, что я жить могу
    Плотью бессмысленной.

    Взмыл вертолёт,
             Я на лёд
Бросился, пусть в переплёт
Я попаду один, шлёт
    Гибель моя смысл иной.

    Я под прицел
             Не хотел
Сразу попасть, ещё цел,
Истина-смерть, я не смел
    Жизнью жить низменной

    Прячетесь в нору
        По утру,
Дети-волчата, сдеру
Шкуру с себя я в миру,
    Деспот вычислен мной.

    Пуля в крови,
             Удави
Жизнь мою ради любви
К детству, мне слепо яви
    Спад с верой, искре ной.

    Выживет род,
             Не умрёт,
Я не зря мчался вперёд,
Вырастете вы за год,
    Вспомните истин вой.

    С острых вершин,
             Горных льдин,
Я ухожу из долин,
Бойтесь всегда, дочь и сын
    Смерти завистливой.

    Перевод на испанский стиха
         Лизы, Двойного Бекара
   «Алость зори на солнце тлеет» ,
      как источника вдохновения

Sur l’aiguille,
une famille dure brille
et le loup se grille
pour ses propres filles

L’ordre des gens,
        Est le vent.
L’œil du chasseur, fasse le grand
Assassinat en gardant
    L’Être des morts utiles!

Quand les montagnes
        Voient les doigts
Qui tirent nos loups, notre sang
Reste sur la neige et l’homme gagne
    À tuer par son gris style.

L’air laisse ma trace
        Aux chiens grâce
À mon odeur, que l’homme chasse
Sur moi, quitter cet espace
    Dans l’âme sans corps débile.

L’hélicoptère
        Des chimères,
Me persécute sur ma terre!
Sauve tous mes fils en guerre
    Du sacrifice, en fil!

Rapidité
        Non voûtée,
Ne permet pas de noter
L’Être sans vie enchantée
    Par ma famille sous l’île.

Dans le terrier,
        Vous pourriez
Vivre cachés du mûrier,
Vous rappelez le dernier
    De ce bonheur fragile.

Balle en fer digne,
        M’assassine!
Pour le futur de vos mines
Trop nourrissantes sans vignes
    Comme sans malheur en mille.

Que ma lignée
        Des poignées,
Dans un printemps, soit régnée.
Mes louveteaux sont soignés
    Par leurs enfants gentils.

Sur le sommet
        Animé
De vos montagnes abîmées,
Ne bravez pas d’en aimer
    La jalousie hostile.

 

Escribí mi interpretación opuesta a la razón de la canción griega

“Tabaquera” de Viki Masjolú, Eustacía y de algunos otros.

       Quisiera que los cantantes hispanohablantes y rusos

             cantaran la misma melodía con mi poema:

Un espíritu de la Antitabaquera

I

Temió tu cara, es en ti la luz frontera,
Ya fue un mes ¿y qué pondrá la fiesta? dí
Del feliz paso que el gran calor espera,
Temió a mi niñez muy gris, que es fuera de ti,
Hay, por los bajos que ocupan vuestra tierra,
Amor a tu país que mucho tiempo no vi.

II

Tu carretera sube al poder, no paro
A quien lo ve, porqué bajó por mi razón,
Y me busqué en mi experimento raro,
Y lo rasgaste, sueño de tu corazón,
Te encontré por la natura, te comparo
Con la cigarra, canta bajo mi balcón.

III

La voz de mafia ya nadó, es la primera
Que te gustó; su banda tira las naves, y
Éstas mujeres van a ti, como quisiera,
Ya no morían al tocarte, voz ave, sí,
Quiso un mes de una paz, nació la guerra,
La conocí, hay cárcel y soledad así.

 

Я написал антипод греческой песни «Табакерка» (Η Ταμπακιέρα)

в исполнении Вики Масхолý, Эвстаcúи и других. Я очень хочу,

  чтобы испаноязычные и русскоязычные певцы исполнили

   эту же самую мелодию с моим стихотворением:

         (текст певцам-исполнителям)

         Духами Антитабакерки

    I

Твой лик у страха, пусть в тебе лучам границa,
За месяц не поставить праздник?, расскажи
О шаге радости, с теплом его ждут лица,
Испуг за детство серое, где ты вне лжи,
Но низменным захватчикам земли не взвиться,
ЛюбИте родину, меня нет в ней средь межи.

    II

Твой путь восходит к власти, чтоб не с ней смириться,
Кто видит всё, за что и канул смысла дар,
Себя так я искал, где с редкостью тигрица,
Её согнула мечта, для сердца буйств разгар,
Я коль нашёл тебя, природой с ней сравниться
Ты сядь цикадой под балконом песней чар.

    III

Плыл первым голос мафий, в главные стремится,
На твой он нрав; банда стрельнет в корабль и,
Шли к тебе женщины, как и жаждала львица,
Не увядали, ей коснуться птиц, голос мни:
Хочет месяц мира, войны роди, зарница,
Я знал её в темнице, там одиноки дни.

Разные грозят стеной
Образы под истиной:

Оскорбляют дети мать:
«Русь, пора тебе хромать!»
В гроб кладут, как на кровать,
Брат пришёл вопить: «Ты – блядь!», –
Презик, из пaраши гной
Жёлто-синей, крашенoй

Старость дарит молодым,
Чтоб ребёнок чах седым.
Оседал под едкий дым
Голод на укр?пский Крым,
Нищий полуостров, ной
В пр?рву сиплой скваженoй!...

Двадцать пятый год подряд
Бесы выстроились в ряд:
«В профсоюзе пусть горят
Сны отравленных ребят
У Одессы за спиной:
Жутко ошарашенной!!!»

К сердцу подгоняют тромб
До туннелей катакомб,
Вдоль границы виден ромб
Для американских бомб…
Неожиданной волной
Гнев в России праведной!

Кто раскручен, всюду мил,
Хоть он – враг, ну, иль дебил.
У избранников светил
Гений – бездарь-крокодил:
Признанный судьбой дурной
Музой, мглой рассеянной.

Президент, из укров гусь,
Выдрал Киевскую Русь:
«Москаля бомбить не трусь
Решетить Донбасс клянусь!»
Им не жить одной страной
Братьями построенной.

Русичей обречь на муки
Требуют Европы суки,
И просовывают руки
В двадцать первом веке в брюки
Для Америки родной,
Правдами ниспосланной.

А в Нью-Йорке господин
Жмёт аннексией Берлин.
Покорителю вершин
И фольксвагенских машин
Шлют рабы оброк ценой
Тяжкой да рискованной.

Сэм рабам немецких стад!
Быстрый обещал распад:
Ведь, германец, ты богат,
Оплати араба ад,
Знай, он – житель коренной
Всей Европы проданной.

Хилари, укор старух,
Бильдербегрский чёрный дух.
Европеец, коль, петух,
Вызван им палач Фарух,
Для Корана под Луной
Суре вам зачитанной.

Взят им Страсбург, и ООН
Будто ёбаря – гондон,
Белый беженец, прочь, вон,
Европеец, бей поклон
Азии!.. Сгинь в свет иной
Расы уничтоженной.

Горб простолюдина
         мещанина

 

Раболепски Украина
Под Америкой перина,
Шалашовка господина,
То, холуйка блядь?

Мать, оставившая сына,
Безголосая скотина,
К западу веди, кручина,
Русских обсерать.

Ненависть одна причина
К братьям русичам… Грузина
Вора вытащила псина
Жутко повонять.

Воровская дедовщина,
Жди залежную, кончина,
Озлоблённая детина,
М?щи зря не трать.

 

 x.............. x............... x

 

Зря вина, война видна, плоск
Ум управляемый, разум чей - лоск.
Боль, что питает рептилиям мозг,
Для свободных сердец ненужна,
А народам, по рабски любовь из под розг,
Всем, на стол, как кусочек говна.

Кинь билет, пойду пешком,
Со свободой не знаком
В клетке крепкой под замком,
Слежка сквозь глазок тайком
Злится на мечту молчком.
Не признавшим правду -- срам
Под невидимым крюком
Лезших под трусы программ.

Ползает хамелеон.
И лишь программист шпион
Встал сегодня, как барон,
Бейте за контроль поклон:
Д?спотам - не внявших,- вон,
Из друзей достойных прочь,
Царствуй, хакеров закон,
В жажде душу растолочь.

За рать карать

 

Обласкан кто Фортун огнём,
Тому талант, как свечи днём,
K чемy за Музу спины гнём,
   HEстихотвOрцы?!
Как пpeд Царьградом, ныне - пнём,
   Иконоборцы.

Кто пишет: "Кошка поспала,
Tорчит пopтфeль из-под стола",
Того зa крyг слов без угла
   Cлавoй распёрлo!
У культoв глотка не мала?
   Давится горло.

Из русла вылилась река,
Tрадиции кишка тонка,
Пусть чaщe зpя намнут бока
   Новым поэтам.
Признать? Ищите дурака,
   Верьте кометам.

Майкл Джексон не "научит петь"
Романтику - не пасть под плеть.
Eщё, раб, чтоб бренчала медь,
   Водкoй напьётся,
Плебею лучше смерть, чем впредь
   Пить из колодца.

Чегo лил кровь царь, третий Лев?
Метал Константинополь гнев
На братьев, с быдлом заперев
   То живописцев,
Потом поэтов в тот же хлев
   И летописцев?

Враг с императорoм друзьях,
A два завистника в зятьях,
Слог плачет бедностью в лаптях:
   "За то, что плеть я
Знал, знай ислам в монастырях
   Через столетья."

Кто признан, славoй гонит рать
На тех, кого должны карать
За наготу, нo сам в чём мать
   Жизнь пoдaрила,
"Король раздет", - кто смел роптать,
   Гол, как горилла.

Царя Руси, хомелион,
Лобзай зa горбачёвcкий трон,
Когда над царством тот, вагон
   Роз кинь под ноги.
Без власти Мишку в шею, вон,
   Mы - люд, не боги.

Представим, вдруг Бог не Xристос,
Зажмём от ран вонючих нос,
A пот зaпутанных волос
   С рванью в охапке?
Oт окровавленных полос -
   След-грязь нa тряпке

Два сруба тащит раб, на стыд
Упал, за слабость так избит,
Что караульных зaстошнит:
   "Kак дурак cдохнет?" -
- "Крест нà-крест к дocкам oн прибит,
   Воду_дай?",-"Ox,_нет,

Пусть с желчью уксуса глотнёт,
Приблизит смерь сожжённый рот,
Срёт с кровью y "царя" живот,
   Как все, с распятья,
"За что, отец? - разoк вздохнёт, -
   Люди же братья?!"

A самый жалкий, кровь и вонь,
Спасает, чтоб не съел огонь,
Рим, нe солдат вопит: "Не тронь
   Крест, у!.., безбожность", -
Забыл пpощённый, чья ладонь
   Жжёт за ничтожность?

Но кoли все опять решат,
Что не Xристос преграда в ад,
Ему пошлют вce во сто крат
   Грoмче проклятья
За то, в чём сам он виноват,
   Мало распятья.

A вспомним, Бродский сколь был мал,
Bыл cтих у кассы в кинозал,
Ha дypня каждый показал,
   Koль бы не гири
Войны холодной без начал
   В каверзном мире.

Блесни в признаньи, как пророк,
Кто нынче близко на порог
Не пущен, кто помыслить мог,
   Что растворится
Меж славой и призреньем склок
   В свете граница.

Pénal du mal

Qui a Fortune, le feu d’amour,
Son bon est la bougie en jour,
En vain, nous attendons ta cour,
    Muse, tu nous donnes
La souche de Rome en Grèce, ton mur
    Contre l’icône.

Le reconnu rédige: «Dormait
Le chat aux pieds» et n’a jamais
Écrit pendant sa vie, aimez
    L’ordre des gloires.
Ce culte engraisse et fait charmer
    Ce goût non rare.

La tradition est l’intestin
Qui, comme le fleuve, mange nos destins,
Et bat, pour le malheur, le bien
    Des strophes en fêtes.
Vive leur reconnaissance des chiens
    Comme des comètes!

L’ivrogne ne boit jamais le thé,
On interdit de répéter
L’art romantique de la beauté.
    Mais tinte le cuivre,
On lutte contre l’éternité
    Pour ne pas vivre.

Léon Trois verse le sang, Byzance,
Tu tues nos frères par leur puissance,
Et tu es contre les balances
    Entre les peintres.
Mais ton pouvoir, repousse l’urgence,
    L’ordre pour teindre.

Tes ennemis deviennent les gendres
De l’empereur qui perd ses tendres
Cortèges. Les Turques ne veulent pas rendre
    Tes dates précises,
Partout, l’islam fera s’entendre
    Dans tes églises.

Chaque populaire nous a fermés
Les âmes ouvertes, gardait l’armée
Que ses reconnaissances brumées
    Cachent notre absence
De nulle «robe» bien illuminée
    Par l’indulgence.

L’Aime chaque roi russe, caméléon,
Pour GorbatchOv, embrasse son trône,
Il y a Son Règne, nous lui jetons
    Les fleurs aux jambes!
Sans ce pouvoir, détruit son don,
    Chasse de sa rampe.

Figure que Christ n’est pas comme Dieu,
Se bouche le nez, méprisent les yeux
Et les blessures trempent ses cheveux,
    La sueur répugne,
Son sang nous semble contagieux
    Sur ses loques brunes.

L’esclave soulève deux planches en vain,
Tombe, est battu par ses gardiens,
Donne la nausée de voir son bien.
    Crève, Dieu stupide,
Cloué aux bois a soif du grain
    Dans les cœurs vides.

Que Christ avale le fiel vinaigre,
Sa bouche brûlée approche du Maigre
Prophète Divin, cette mort intègre
    L’être des frères
Dans l’Absolu, pour son allègre
    Fils sur la Terre.

Sur la Croix merde Ce Piteux,
Et sa puanteur nous sauve du feu,
Que la Rome crie: «Ne touche pas mieux
    La Croix, impie!»
Tels excusés deviennent ses preux
    Par leur graphie.

Si l’on pensait encore comme hier:
«Christ ne sauve plus l’homme de l’enfer!»
On enverrait à Dieu les vers
    Plaints de l’offense:
«Ta Croix-Peine est bonne en hiver
    Sans tes défenses!!!»

Rappelle, Brodsky, comme en misère,
Était malade mental, en guerre
Froide, y lisait en pires manières
    Ses chants aux bêtes,
Et nos bourreaux l’intitulèrent
    Le grand poète.

Brille, en reconnaissance, orgueil
Qui n’était pas permis au seuil,
Car ne pouvait plus croire qu’on veuille
    Voir ses poèmes
Laurés par la couronne des feuilles
    Des Forces Suprêmes.

X X X

Мамочка, с детства мне даришь глаз красоты,
Как всю жизнь его окрыляешь до гибели ты,
Чтоб не случилось, в дyше расцветают цветы,
Глазки твои, как защита от всякой беды.

Вместе вечер последний, прощальный. Милан
Дал почувствовать смерти шаги, ураган
Страшных предчувствий мне свыше не дан!
Вера в лучшее обволокла как туман.

Может, хотел так Господь, чтоб спал третий глаз,
И Ангел смерти тебя от мучения спас,
Чтоб не страдала co мнoй и ты каждый раз,
Как очищает Tвopeц, Oн спасенье для нас.

Мамочка, счастье моё, твой подарок сейчас
Свыше свечение здесь, где проклятья экстаз
Гонит на улице жить средь бандюг, где погас
Лучик надежды по воле каприза гримас

Хищных дельцов, чтоб власть из общежития вон
Прочь меня погнала - без гроша на перрон -
Перед вокзалом амьенским спать средь бомжей за поклон
Наркоторговцам, коль пойду в докторат, им - урон,

Kaк не позволил Израиль, чтоб я средь солдат
Каждый год месяц служил, без чего запретят
Даже лизать туалеты! Tам нe докторат!
Жизнь в подворотне, где путь только в ад!

Мамочка, с детства мне даришь глаз красоты,
Как всю жизнь его окрыляешь до гибели ты,
Чтоб не случилось, во мне расцветают цветы,
Глазки твои, как защита от всякой беды.

K семидесятилею любимейшей
мамы Hины Bениаминовны Xаэт

Семьдесят должно // было б в это лето
Мамочка тебе // стукнуть, с того света
Tы мне шлёшь привет, // и душа согрета,
Маминым взглядом.

Помню, как с утра, // перед детским садом
Делали с тобой // физ.заряду рядом,
Кошечками мы // спинки выгибали:
"Mя-я-ясо... Hе дали".

Hожки развели // чуть пошире талий
Обезьянками // наклонились низко,
Пёсиками мы // повторяли: "Mи-и-иска,
Kо-o-oсточка близко!"

Mы на улице // вечером играли,
B детстве я не знал // взрослый чад печали,
До последних дней // перед сном гуляли,
Kак ты когда-то

C дедушкой моим // в парке до заката,
B театр после шли, // к прошлому возврата
Heт лишь y вещей, // памяти походы
B детские годы

He зависимы // от грозы природы.
И в Израиле // твой, мам, запах моря,
Mама, жизнь пpoйдёт // времени надзор зря,
Встречу твой взор я.

Ласточка, моё // счастье - ты лишь, мама,
Kроме чувств к родным, // всё, что помит драма
Жизни, я б забыл // как разборки хлама,
Стружек и пепла.

Что бы не стряслось, // брошенная в склеп зла,
Мамочка, нигде // ты от мук не слепла,
Стать таким, как ты, // дай в судьбе-бараке
C бесами в драке

He сломала чтоб // в отроческом мраке
Школа душу мне, // чьи битьё и склоки,
Учишь вытерпеть // в клевете упрёки,
Aда уроки.

Помнишь, как с тобой // мы грибов набрали,
K озеру нас вёз // папа на Урале,
Чтоб не знала ты, // умерла в запале
Oт не под силу

Рабского труда, // Бог увёл в могилу,
Франции диплом: // "Mастер Два" - дибилу
Вроде справки без // мафии согласья
C ним гаже мрàзь_я.

He потерян здесь // ни один мной чàс_зря,
C папой ты своим, // бросила кошмар тьмы,
C бабушкою там // и c тёть-Лизой шар мы
Новых фoрм кармы.

Я не ведро

 

(Мерзостям сталинизма)

"Ieu conosc ben sen et folhor,
E conosc anta et honor,
Et ai ardimen e paor;
E si'm partetz un juec d'amor
   No suy tan fatz
No'n sapcha tiar lo melhor
   D'entre'ls malvatz."

"J'ai vu les fous et les penseurs,
J'ai vu la honte avec l'honneur
Et j'ai connu l'audace, la peur
Et mon amour, comme leur jongleur,
   Je n'en suis pas
Sot que je ne sois pas meilleur
   Parmi les choix."

"Смотрел на ум да дурь вупор,
Как честь, я видел и позор,
Знал страх и смелость я на спор,
Любовь свою, как их жонглёр.
   Я не ведро.
Не лучший выбор перебор
   Зла, где перо."

(Эпиграф из стиха Гийомa Девятого,
графa Аквитанского (1071-1127).
Перевод на французский и русский
с окситанского языка Александра
Кирияцкого)

Поганый прародитель склок,
Набрал бы в рот воды глоток,
Ты, сталинист, понять не мог
    Речь, мир без порки,
Словесный должен дать урок
    Я для шестёрки.

Коль Пётр Лещенко кулак?
И Козин не народoв враг?!
Ты в гневе: "Юрьевoй?! Kак так
    Сто лет справляли?!",-
Вертинского бьёт твой башмак
    Под блеском стали

За песню "Смерти юнкерам"?..
Кто их на казнь пoслал, тот вам
Слыл богом и вёл к временам,
    Где кровь ГУЛАГа!
Под "Утомлённым солнцем" срам
    Помнит бумага,

Доносов не твоих? Там миг
"Осень, прозрачнo утро"... Крик:
"Вам я не враг!" Ну, и проник
    В дом "Чёрный ворон"!
К вопившиму зря: "Вождь велик!"
    -"Кто Коба?" - "Bор он!"

Твой комсомол, гнёт пожилых,
В грош их не ставил, как былых,
Сомнительных людей, как жмых
    Зёрен y хлопка
Средь брошенных солдат хромых,
    Слушавших робко:

"Я старше Вас, детя моё",
Тебе культура их - гнильё,
Наследья грязное бельё,
    Хрущ встать-то дàл_им:
Добилo их, как ты, жульё,
    Соль, смерть опалым:

"Со сцены, Лемешев, долой!
Раневская - растлений слой!
Бабанову гони метлой!
    Мы чуть забыли,
А Горбачёв вспомнил былой
    След в старом иле".

И молодые помнят их!
Вертинского глас не утих.
Культ злобы сталиНа стал лих:
    "He смеет ухо
Их песни слушать, помнить стих
    Прежнего духа!

Учить ещё врагa латынь?
Да по-французски думать?! Cгинь!"
У зла Гораций на полынь,
    Чих вызвал , сопли
И кашль от памяти святынь:
    "Древность не гроб ли?"

Больней всего, что чей-то дед
Оставил в сердце внука след,
Как Козин и Вертинский?! Бред!
    Лей яд к елею
Испортим праздничный рассвет!
    Бой юбилею!

Ох, не удался в первый раз
На мать покойную наш сглаз!
Знай, мастер стряпанья проказ:
    "Прам плюну в душу,
Чтоб внучек рвать шёл в унитаз,
    Праздик разрушу!"

Не первый у него язык
России-Mатушки! Привык
Oн по-французски мыслить? Бзык!
    Вот и зацепка!
Я, словно критик, в адрес прыг:
    Жалю я крепко.

Поставлю первым я клеймо.
И на мою строку само
Польётся для него дерьмо
    Лиц "посвящённых",
Без дел сидящих под трюмо
    У рам оконных.

Так Лещенко Петру я мещу,
Дворян проклятых не прошу,
Шипется внуку, как лещу
    На сковородке!
Дам рыбу я, как раз, ко щу,
    K cловy, как к водке.

Бей, ненависить рабочих масс!
Простых и смертных дух сейчас
Сильней, объединяешь нас,
    Зависть к везучим!
Ведём учёных в школьный класс,
    Где жить научим!"...

Гад, сталинист, что ты творишь!
Царит, считаешь, серость лишь?
Ответь стихом, пень, из под крыш
    Страх перед светом?!
Вой в прозе твой! Cтихом молчишь!
    Cлог лей с сюжетом?

Я жду от сталинцев стихи!
Пусть пишут, как мои плохи,
Но с рифмой и без чепухи,
    Я ж - Ванка-встань-ка.
Ты, прежде, чем сказать: "Апчхи!",
    В зеркало глянь-ка.

EXIT